Война в джунглях

ВОЙНА  В  ДЖУНГЛЯХ

Во время шахматного матча за звание чемпиона мира Таль – Ботвинник среди евреев ходил шутливый анекдот, так комментирующих это событие: «иудаистская война во славу русского народа». Нечто подобное происходит сейчас в виде полемики бесконечное число раз разыгрываемой «русской партии» вокруг истории Крыма. Вместо шахматного поля – территория Крыма. В дебюте – «татарский вариант». В эндшпиле всякий раз выходило, что татарская ладья сгребалась с доски, побиваемая любой другой фигурой, за которой непременно, как и полагается, стояли белый король или королева. Или чёрные. Но кесари. Как и всё в мире, претерпевают модернизацию и шахматы. Наряду с «русской партией» в дебюте разыгрывается рейтинг и партии большевиков, в гроссмейстерских легионах – полный интернационал. Смешались в кучу кони, люди…. Идёт полемика вокруг книги В. Возгрина «Исторические судьбы крымских татар».

Воздержимся от комментария к этому эпосу. Иначе мы уподобимся ладье, проходящей между батарей, установленных по обоим берегам реки. Палят, вроде, один по другому, а ядра крушат с двух бортов именно корабль. Для начала пройдём на бреющем полёте над этой артдуэлью холостыми. С одной стороны – независимый историк В.Е. Возгрин, – виновник скандала, с другой – Президент товарищества независимых историков. Ну, а мы, – мы зависимые: это делят наш Крым, кромсают нашу историю, судьбы, жизнь. У нас нет историков. Что напишут, тому и быть. Сначала, в истоках исторической реки – времени с одной стороны палили пушки Паласов, Кеппенов и Смирновых, Соловьевых и Ингельстромов. Это, так сказать, вся королевская рать. С другой стороны – Богуш, Хартахай, Герцен (условно скажем так), Семиренко, – оппозиция религиозно-идеологическая, а точнее – геополитическая, имевшая иные представления о характере и природе цивилизации.

Ближе к устью (история только в прошедшем, как река, – не имеет альтернативы, а в будущем неизвестно, где пройдёт её русло) царь – пушки вроде подавлены. Только на палубе периодически взятием на абордаж, вырезают часть команды. Но с 1944 года все орудия, перекрашенные в красное, прямой наводкой палят по кораблю и татар вычёркивают из истории цивилизации, из её настоящего. Тут беспрекословно господствуют Надинские, Шульцы, Юговы, Павленки, Климовичи, Якобсоны…. На каждый ответный залп с корабля, неслышимый для окружающего мира, рождался ответный залп – очередной «научный» труд, компенсируя  потери в своём лагере. Удар, наносимый национальным движением по расистской доктрине «скифы – предки славян, скифские земли – славянам», порождал признание, что скифы действительно не славяне и предки – не только славян. Но одновременно рождалась доктрина, что депортация народов – это сущность социализма. Более того, что это – наиболее гуманный и цивилизованный способ обеспечения прав человека. Стоило национальному движению разоблачить шовинистический шабаш вокруг Гаспринского, сразу на свет божий извлечены инсинуации в адрес Вели Ибраимова, Аметхана Султана…

В этой анонимной артиллерийской дуэли как-то незаметно сначала прошли отрезвлённые работы Каргалова, Гумилёва, Фёдорова-Давыдова. Но тут же, как бы досадуя за промашку, заговорили орудия Истории СССР, – Басовы, Агаджановы, Сахаровы…

Так вот, чтобы нам подойти во всеоружии к анализу возгриновских историй, посмотрим сначала, чем обстреливают их с другого берега, из «Открытого письма В. Возгрину» В. Брошевана, заканчивающегося заверением о готовности к миру, «если не будет никаких посягательств на историю и, в частности, на историю Крыма со стороны кого бы то ни было» («Республика Крым», № 37, декабрь 1992 г.). Тут нас подстерегают две опасности. Первая, – что нам могут не дать слова в «Республике Крым» – не наша это история и не во славу нас пишется до сих пор. Вторая – нам закатят очередной анонимный залп откуда-нибудь из другой точки бывшего Союза, настолько независимые историки, что комар носа не подточит – не поймёшь, с чем связан этот удар.

Посмотрим, как строится, например, «аспект первый» критики одного историка другим. «Вы утверждаете, что в Крыму основную тяжесть I мировой войны (1914 – 1918 годы) приходилось нести сыновьям татарской деревни (с. 384). Не берусь в целом оспаривать вашу мысль, но что касается призыва татар в армию и мобилизации их на фронт», – пишет В. Брошеван, то… И он поручает поразмыслить над цифрами, которые приводит, и дать на этом основании ответ «могла ли основная нагрузка в выполнении мобилизационного плана в Крыму ложиться на татар».

Обращает на себя сама постановка возражения: «не берусь в целом оспаривать Вашу мысль». Но ведь в мысли В. Возгрина здесь нет никаких составляющих – это одна простая мысль. Её можно или только принять  или только отвергнуть. Значит, уважаемому критику вовсе не нужна сама эта мысль и выяснение её истинности или ложности. Следовательно, неугодна сама постановка вопроса, о каких то там татарах в Крыму. И как ни крутит критик, по сути вопроса тут же показывает, что сказать ему нечего: «Мужчин приписного состава (от 21 до 55 лет) проживало 173 тысячи человек (к сожалению, без указания национальностей)». О чём тут следовало бы пожалеть, скажем, ниже, но сначала – на что рекомендует обратить внимание В. Брошеван?

«А. По образовательному цензу: среди призываемых на службу на первом месте по безграмотности были татары, за ними – русские и украинцы». Можно конечно было бы и дать цифры, чтобы читатель мог как-то поразмыслить поматериальнее, а непросто побрезговать темнотою татар. Да и пояснить какова грамота в обращении с лошадьми, коль скоро татар в основном брали в конницу, – китайская, аль ещё какая, что в ней русские и украинцы поболее татар преуспели? Ну и насчёт тех тестов, какими рекрутская комиссия определяла грамотность. Уж ли не на татарском языке экзаменовали? Ведь дети у крымских татар, кроме дефективных, учились в мектебах и на родном языке они были не менее грамотны, чем в русских деревнях. Так что пункт «А» первого аспекта вообще трудно отнести к категории исторической полемики. Она более напоминает мысли иных чеховских героев.

В пункте «Б» В. Брошеван приводит цифры выбраковки рекрутов по физическим недостаткам (слепота, умалишённость, глухонемота), если просуммировать их, получится для татар на 10 тысяч – 348 человек, для русских – 354. Как воспримут такое курьёзное оппонирование читатели «РК», – аллах ведает. Разве что медики могут обратить внимание, что умалишённых среди татар менее всех контрольных примеров, а по слепоте на первом месте, по причине гулявшей тогда эпидемии оспы. Во всяком случае, полемику и по этим соображениям можно объяснить только умыслом, возбудить инстинктивную, вопреки фактам неприязнь к крымским татарам. Разве что умалишённых мало. Но может быть пункт «В» спасёт? – «по уклонению от воинской службы по религиозным убеждениям». На 1000 человек, согласно В. Брошевану мусульман-отказников – 73 человека, христиан – 34. Хотя религию тогда уважали, это уже кое-что. Но – в случае тотальной мобилизации. Но при тотальной мобилизации действуют законы военного времени. А наш историк даёт сведения по 1911 году! Да ведь это же обыкновенный подлог. Плюс к тому и самое важное в аспекте поднятой полемики, критик не упоминает пункт «Г»: особые указания военного ведомства насчёт национального принципа при рекрутировании. А ведь эти инструкции существовали всегда и не всегда они были однозначными. Когда, например, в Отечественную войну 1812 года крымские татары выставили четыре полка конницы (и они геройски дрались под Бородиным, Смоленском, Красным Кульмом, Дрезденом и при взятии Парижа), царь счёл такое усердие чрезмерным!

Это не значит, что мы здесь защищаем В. Возгрина. Мы говорим о недопустимости, подменять историческое исследование и полемику наслоениями и спекуляциями. Когда национальное движение крымских татар вынуждено было оценить спекуляции преступников насчёт «коллаборационизма» крымскотатарского народа, оно провело статистическое обследование почти на базе 60 тысяч респондентов и доказало цифрами, что сотрудничество с оккупантами не превосходило в среде крымских татар среднего процента, а с оружием в руках боролось не ниже среднего.

И здесь следует пожалеть, что независимые историки (в равной степени обе «стороны») как-то забывают, что история становится наукой, будучи поставленной, на ноги статистики, отделяющей факт от случайности. Иначе в лучшем случае она остаётся искусством обмана и мистификации.

По «аспекту второму», очень симптоматичному. В. Брошеван ратует, что большевики и в 1917 – 1918 гг. решали национальный вопрос, тогда как В. Возгрин склоняется к мнению о преступности всех большевистских решений на эту тему. Вслед за В. Брошеваном мы пока оставим решать эту дилемму читателю, обратив внимание на оригинальность аргументации критика. Он опять в основном согласен с оппонентом, но всё же возражает по частностям: «Зато на второй большевистской губернской конференции в Симферополе (23 – 24 ноября 1917 года), назвавший себя съездом РСДРП, были рассмотрены такие вопросы, как организация особых секций для работы с национальными меньшинствами и об автономии Крыма. В частности, в резолюции по последнему вопросу говорилось, что татары не являются численно преобладающим элементом (только 18 процентов всего населения), съезд считает в силу местных особенностей единственно правильным решением вопроса об автономии Крыма провести референдум (народное голосование) среди всего населения Крыма…»

Ну, уж если татар всего 18 процентов, то референдум однозначно означал бы подтверждение царской модели, и, следовательно, эта резолюция старую политику угнетения только пытается прикрыть настроениями превалирующей массы, причём доведённой до изнеможения войной, интервенцией, реквизициями, политикой стравливания народов, сопутствующих войнам и голоду. И уж если у себя на национальной родине крымскотатарский народ конференция большевиков Крыма (19 делегатов) объявила нацменьшинством, то есть гостем на инонациональной территории и критик – историк этого даже не замечает, то он просто побивает сам себя, преуспев только в возбуждении неприязни к крымским татарам. Иначе, зачем же «критиковать» В. Возгрина тем, что подтверждать его постановку новыми аргументами? И как это историк, скрупулёзно подбирающий контрдоводы по любому вопросу, не заметил, что процент крымских татар в населении Крыма, указанный в этой злополучной резолюции 19-ти (18 процентов), не объясним никакими демографическими закономерностями (тут же на 1911 год историк приводит цифру 35,5 процентов и противоречит данным, обнародованным на I Учредительном съезде Советов (доклад т. Шидырёва): 40 процентов крымских татар. Близкая цифра упоминается и в других источниках. Цинизм резолюции состоит в том, что шовинисты, представленные на «съезде», хорошо понимали, что крымские татары на спектакль «референдума» не пойдут (не умалишённые же они).

По третьему «аспекту» перспективы не более блещут. Тут снова о большевиках 1918 года. Звали они к погрому на татар, или нет? В. Брошеван укоряет В. Возгрина за некорректное цитирование резолюции Севастопольского ВРК к гражданам Крыма следующим образом: «Нам грозит военная диктатура татар!». К сожалению, тут Вы ставите точку, но далее в тексте говорилось, что «татарский народ нам не враг. Но враги народа рисуют события в Севастополе в таком виде, чтобы натравить на нас татарский народ».

Ну, здесь Валерия Евгеньевича Вы могли бы, и извинить: в послевоенных хрестоматиях по истории, касающейся Крыма, это место цитировалось с обрывом. Судя по дальнейшей части воззвания – просто во избежание тавтологии. Вы же, Владимир Михайлович, только что сообщили, что татар в Крыму всего 18 процентов, из армии они дезертируют и прячутся в лесах. Как же можно без смеха пугать «военной диктатурой» татар, да ещё имея за спиной бронированные дредноуты, тяжёлую артиллерию, флотские и красноармейские части? Разве неясно, что такими воззваниями методично натравливали именно на горстку татар, с «большевистской» беспринципностью теряя лицемерные классовые позиции?

Вот если бы в этом русле была построена критика, скорее можно было бы убедить в неправомерности всё валить на головы большевиков: имперские планы, методы и цели по мере продвижения по реке истории – времени, одни и те же имперские атрибуты попеременно прячутся то под религиозной, то под коммунистической, то под демократической маской. Сильно ли различаются между собой песни крымских татар, относящиеся к разным периодам истории: «Татарлыгъым», «Шомпол», «Урал дагъы», «Сейт огълу Сейдамет», «Порт Артур»? А ведь они охватывают три цвета истории – чёрный, белый и красный. Война историков «во имя истории» куда как менее безвинна шахматных гамбитов.

5 января 1993 г.

Comments:

Яндекс.Метрика